О драматургии Эмиля Брагинского, его творческом тандеме с Эльдаром Рязановым и о многом рассказывает сын Эмиля Брагинского - художник Виктор Брагинский.
- Виктор Эмильевич, Вам не обидно, что в творческом дуэте Брагинский - Рязанов вся «народная слава» досталась режиссеру? - Нет, потому что и отец к этому относился легко. Он говорил, что сценарист – профессия камерная, домашняя. И что в создании фильма профессия режиссера – важнее: он может «вытащить» плохой сценарий и «завалить» хороший. Отец всегда считал, что успех фильма – это в первую очередь успех режиссера. Эмиль Вениаминович не очень любил влезать в съемочный процесс: считал, что его дело – драматургическая основа, а «выпекать» фильм должны другие. Конечно, бывали ситуации, когда нужно было добавить краски в роль, изменить сцену.… Тогда – да, конечно. Но вообще он любил работать с теми режиссерами, которые не требовали постоянного присутствия сценариста – с Наумом Бирманом, с Петром Фоменко…
- Вы сказали о профессии сценариста – «домашняя». Отец любил работать дома?- Да, он даже в Болшево, где находился Дом творчества, выбирался нечасто.
- То есть его герои, такие свои для каждого – целиком придуманы?- Не совсем, конечно. Отец много видел в жизни и много ездил - его пьесы ставились по всей стране. Еще у него была замечательная особенность: он располагал к себе людей. Ему много рассказывали историй из жизни. Эмиль Вениаминович умел обратить внимание на, казалось бы, заурядные вещи. Вообще, превращать обыденное в необычное – это, по-моему, и есть задача искусства. Одно дело - очерк в газете о человеке, который угонял машины, а деньги передавал в детские дома, другое – выросший из этой заметки сценарий «Берегись автомобиля»… Такая же ситуация была и с «Иронией судьбы»: отец где-то вычитал о бедняге, перепутавшем города.
- Можно ли сказать, что Эмиль Вениаминович нашел в Рязанове «своего» режиссера?- Безусловно, и должен сказать, что это редкая удача. С Рязановым они познакомились в году 63-64-м, то есть в «широкую оттепель». Вообще, это было потрясающее время, когда появлялись абсолютно новые фильмы, новый киноязык – «Я шагаю по Москве», «9 дней одного года». Кстати, Даниила Храбровицкого, автора сценария «9 дней…», тоже мало кто помнит – при том, что фильм гениальный совершенно.
Отца и Рязанова познакомил
Иван Александрович Пырьев. После «Карнавальной ночи» Эльдар Александрович успел снять несколько комедий – в том числе «Гусарскую балладу» и «Человека ниоткуда», а по сценарию отца вышел фильм «Раскрытое окно» с Урбанским, Леоновым и Сатановским - очень милая, с интеллигентным юмором городская сказка. И вот Пырьев, обладавший помимо всего прочего еще и замечательной интуицией, наверно решил, что эти двое смогут сработаться… А может, он увидел в этом какой-то сюжет, построенный на контрасте – большой Рязанов и маленький Брагинский, как Пат и Паташон. Это у Рязанова все прекрасно описано. Отец, к сожалению, воспоминаний не оставил. Он вообще не любил схем, и даже когда писал сценарии, не знал, чем закончит…
- Но про готовые работы этого не скажешь…- Это же драматургия! Единство места, времени и действия. Та же «Ирония…», и «Служебный роман» - это же пьесы изначально. «Служебный роман» шел в театре Маяковского в постановке Гончарова, за «Иронию» хотели взяться в Вахтанговском, но что-то не сложилось, и в итоге она в Москве так и не была поставлена.
- Счастливый финал – сознательная позиция Брагинского-сценариста? - Думаю, да: какая же сказка без счастливого финала? Кто-то мудрый сказал, что чем больше государство претендует на то, чтобы считаться империей, тем меньше оно уважает своего гражданина. Отец прекрасно понимал, в каком мире и в какое время он живет и работает. Он сам пробивался мучительно и пожалуй, больше всего ценил свою независимость, возможность писать то, что хочет и как хочет. В «маленьких людях» Брагинского легко узнать себя. Но счастливый конец в его сценариях возникает всегда не столько из-за каких-то внешних обстоятельств, сколько благодаря самим героям. Вы помните «Ночи Кабирии»
Феллини, тот момент, когда, уже обворованная, без гроша за душой, Мазина-Кабирия бредет по улице и вдруг ей кто-то говорит «Добрый вечер!»? Ей говорят «Добрый вечер», с ней здороваются, ее заметили! Она жива! И она улыбается сквозь слезы. Вот у отца было абсолютно такое же понимание надежды, источник и залог которой – в тебе самом, в твоем душевном тепле. Это, кстати, Фоменко очень хорошо понял и показал – в том числе и в
«Поездках на старом автомобиле».
