«Главным мамам» советского кино в личной жизни фатально не везло. На экранах, как правило, они любили, обожали, встречали-провожали своих детей да суженых. В жизни — чаще теряли.
[...] Kиномама Любовь Добржанская, сыграв двух матерей в рязановских картинах и одну у Эфроса, собственного материнского счастья не познала. Хоронила мужей. Прятала от посторонних свои печали. О личной жизни в официозном армейском театре никому вслух не говорила…
 A наверняка была бы «мировой мамой», как сама сказала в известном фильме. В той самой картине, когда она лишь появляется — сразу зритель и ощущает: не бутафорская это квартира, а настоящий дом, согретый материнским дыханием. Пусть пока все разбросано и вещи еще не разобраны — ведь только переехали на улицу Строителей, — но она управится! На кухоньке пока «строгает» новогодние салаты, без злого умысла подслушивает треп своего Жени с невестой Галей. Она, разумеется, скоро уйдет к подруге, чтобы оставить их наедине в новогоднюю ночь. Но прежде пошлет Павлика (Ширвиндта), варягом врывающегося в их квартиру: «Иди в баню!» И с ироничным прищуром подмигнет сыну: «Когда делают предложение одной женщине, то не вспоминают про другую».
…Помните как звали маму? Представьте, из зрителей вообще никто не помнит! Звали ее Марина Дмитриевна. И ведь она, Добржанская, «мировая мама», не безымянный фантом в этой новой московской квартире и не мимолетное сюжетное видение Рязанова—Брагинского. Она — один из главных, лучших и очень теплых, человеческих образов в «комфортабельном» советском мире середины 70-х. А одна ее фраза ближе к финалу стоит десятков иных пространных монологов. «Бедный ты мой ребенок…» — интонирует мудро и больно, сочувствуя своему взрослому мальчику и совсем немного себе. Кто еще из актрис мог бы произнести эти слова именно так?
[...]
В 1942-м (а это военное время, Свердловск, трудные репетиции Попова) рождается еще один сценический шедевр Добржанской — Шурочка Азарова в популярной музыкальной комедии «Давным давно». Именно эта роль актрисы и стала главным импульсом для рождения одного из самых удачных фильмов Эльдара Рязанова — «Гусарская баллада».
«Я долгое время не мог забыть вечер 1944 года, когда впервые увидел на сцене ЦТСА спектакль «Давным давно», — вспоминает Эльдар Александрович. — В эти месяцы наша армия совершила победоносное вступление в Европу, освобождая страны и нации от фашизма. И режиссер Алексей Попов, ощущая пульс времени, создал увлекательное патриотическое представление… Ощущение от того спектакля я пронес через всю жизнь, и оно сыграло спустя много лет важную роль в моем решении поставить по этой пьесе фильм… Не забыл я и своего впечатления от потрясающей игры Добржанской. И как только у меня в сценарии появилась роль, соответствующая ее возрасту и ее данным, я тут же и обратился к актрисе…»
Такой ролью стала «мама Юрия Деточкина» в великолепной картине «Берегись автомобиля» (1966 год). И именно Рязанов — первооткрыватель Добржанской для искусства кино. Поскольку иные режиссеры вроде приглядывались к ней, да, очевидно, пугались ее «незвездного» строгого облика… Лица, которое переливалось оттенками разных состояний — на огромнейшей сцене армейского театра. А вот в кино это лицо не сразу оценили.
О маме Деточкина — вы и сами расскажете многое. Все о жизни этой женщины можно прочитать по ее же морщинам. Любовь Ивановна, появляясь в картине Рязанова, вмиг привносила в это хулиганское пространство ауру нережиссируемой естественности. Она вроде живое дыхание той самой московской жизни середины 60-х — с ее драмами, надеждами, бесконечными потерями.
[...]
После «Иронии…» она не могла спокойно пройти по улице — «маму Лукашина» знала в лицо вся страна. Есть подозрение, что экранного сына — актера Андрея Мягкова — Эльдар Рязанов подбирал «под нее». Обоих актеров режиссер увидел в 1973-м в спектакле «Современника» «Восхождение на Фудзияму» (режиссер Галина Волчек). И потом, очевидно, не смог «разделить» эту пару. Добржанская тогда вовсе не «предала» свой ЦТСА (как некоторым показалось). Галина Борисовна Волчек говорит, что вовсе не собиралась «переманивать» знаменитую актрису в свой коллектив — «…Просто в тот момент и именно в этом спектакле была нужна Любовь Ивановна, актриса уникальная и неповторимая».
[...]
...Последние — сумеречные — периоды великих актрис во многом схожи. И этот — не исключение. Она угасала в физических мучениях. Своих детей не было — и как могли ее поддерживали чужие, в основном, племянница. Заблаговременно актриса попросила, чтобы в минуты прощания с нею в театре звучал надрывный мотив цыганской гитары. И 3 ноября 1980 года грустный вальс из «Вишневого сада» — мелодию вела гитара — разбередил, казалось бы, даже армейские «пуленепробиваемые» стены. В мире в тот день стало меньше на одну Маму — «мировую».
| 
