Вчера Россия простилась с Эльдаром Рязановым. Простилась тихо, без пафоса, без громких официальных речей, без лафета и государственного траура. Простилась так, как прощаются с самым родным человеком, уход которого опустошает душу и лишает речи. И молчание в такие горькие минуты – оно громче орудийных залпов и самых пафосных речей.

Вчера под сумрачным московским небом, которое тоже затосковало по-особому, мы провожали туда, на эти небеса обетованные, самого немыслимо народного кудесника кино, подарившего всем нам бесконечный праздник. Праздник любви, добра, иронии и надежды. Это тот праздник, который действительно всегда с нами, потому что при любой погоде, при любых режимах и при любой тоске мы можем поставить любимый нами фильм нашего Эльдара, и тоска развеется, и режим отвалится, и станет ясно, что у природы нет плохой погоды...

Наступающий Новый год будет первым в нашей жизни Новым годом без нашего всесоюзного Деда Мороза. Он очень не любил это свое неофициальное звание, он давно от него устал, потому что снял еще много других замечательных картин, которыми тоже мог бы гордиться, если бы страдал манией величия. Но чувство самоиронии, мудрость и широта души его от этой мании оградили. А для всей страны от Москвы до самых до окраин советских времен он оставался самым желанным и самым домашним Дедом Морозом, потому что без него и салат оливье получался не тот, и селедка под шубой была не вполне одетой.

Страна могла пропустить очередную программу «Время» и даже речь очередного вождя, но пропустить «Иронию судьбы» не могла даже и помыслить. Сменялись времена, сменялись вожди, сменялись «киношедевры», которыми нас порою пытались отвлечь от «Иронии», но мы из года в год тянулись лишь к ней, пересматривая в десятый, двадцатый, тридцатый... раз и улыбаясь, как в первый... И вспоминая о любви... И обретая надежду, которая в нашем нескучном Отечестве всегда умирает последней. И которая – последнее, что нам остается в конечном итоге при любых властях и при любых вождях.

Уже давно на телеэкране нет его «Кинопанорам», собиравших миллионы, уже давно из его потрясающе теплого и по-домашнему уютного Клуба «Эльдар» не ведутся прямые репортажи, уже давно он не читал в радиоэфирах свои пронзительные стихи... Но несмотря на все это, по всей нашей Руси безбрежной не было дома и не было семьи, где Эльдара Рязанова не считали почти своим и почти родным. Он провожал с каждым из нас каждый уходящий год, он встречал с нами каждый наступающий, он незримо дарил нам терпение, мудрость, самоиронию, доброту... И надежду, что даже самая темная ночь может вдруг стать карнавальной и что даже самый пустынный перрон может вдруг превратиться в вокзал для двоих... Он незримо учил нас тяжелому искусству любви вопреки штормам ненависти, которыми время от времени захлестывает нас как будто сходящая с ума Родина.

Наш Эльдар – это не просто великий режиссер, не просто эпоха и не просто отдельная история Кино. Наш Эльдар – это вселенная, в которой мы рождались, жили, мечтали и любили. Хотел он того или нет, но он давно уже стал частью жизни каждого из нас, даже когда мы об этом не думали и когда он об этом не знал. Поэтому вчера, прощаясь с ним, мы не прощались. Как невозможно проститься с собой. И невозможно проститься со вселенной. Поэтому вчера нам не хотелось говорить, не хотелось слышать пафосных речей и видеть орудийные лафеты...

Хотелось молча, глядя ему вслед, провожая его на небеса обетованные, шептать душою не слышно и не гласно: «До свидания, Эльдар! До свидания...»

Как умирает праведно природа...
В старинном парке корпуса больницы,
кирпичные простые корпуса...
Как жаль, что не учился я молиться,
и горько, что не верю в чудеса.
А за окном моей палаты осень,
листве почившей скоро быть в снегу.
Я весь в разброде, не сосредоточен,
принять несправедливость не могу.
Что мне теперь до участи народа,
куда пойдет и чем закончит век?
Как умирает праведно природа,
как худо умирает человек.
Мне здесь дано уйти и раствориться...
Прощайте, запахи и голоса,
цвета и звуки, дорогие лица,
кирпичные простые корпуса...